Гвардии полковник П. АПОСТОЛОВ
Война и музыка
[58]
Изучая на основании многочисленных документальных данных и свидетельств фронтовиков опыт военно-оркестровой службы Красной Армии в дни Великой Отечественной войны, мы можем уже теперь сделать некоторые предварительные выводы. Выводы эти — принципиального значения, позволяющие уточнить наиболее целесообразные формы применения и использования военной музыки.
Прежде всего, мы должны признать тот неоспоримый факт, что роль и значение военно-патриотической музыки на фронте и в тылу, зачастую и в отдельных боях, — в наше время, в войне XX века, осталась столь же существенной и необходимой, как это было во все времена. Можно даже утверждать, что в современных войнах, требующих предельного напряжения, — а порою и перенапряжения всех нравственных сил человека,—роль музыки еще усилилась. Это относится, в первую очередь, к музыке, способной в бою или перед боем активно воздействовать на чувства, волю и эмоции личного состава, — т. е. к музыке, формирующей боевое настроение, вызывающей патриотический энтузиазм, вдохновляющей воинов на подвиг и самопожертвование, рождающей бесстрашие и героизм. Это же, в равной степени, относятся и к музыке успокаивающей, дающей отдых после боя.
Четыре исторически определившиеся важнейшие функции военной музыки: военно-прикладная, общественно-официозная, художественно-просветительная и развлекательная |(музыка отдыха) — в период войны 1941—-1946 годов значительно расширились и, частично, получили новые формы приложения- Если в тыловых частях все служебно-строевые функции оркестров, — такие, как обслуживание походов, маршей, воинского церемониала, парадов, смотров, церемонии вручения знамен, наград и оружия, вечерняя заря, сигнальная служба — остались без изменения, то в Действующей армии часть этих функций (главным образом:, церемониальная), естественно, получила более ограниченную практику; другая часть (марши, походы, сигнальная служба), наоборот, применялась значительно чаще.
То же надо сказать и об общественно официозных функциях военной музыки (обслуживание массовых, агитационно-политических мероприятий общественного и государственного значения: митингов, демонстраций, массовых народных празднеств, гуляний и т. д.). Естественно, что в тыловых зонах применение этих форм использования военно-оркестровой музыки имело более возможностей, чем в условиях фронтового быта. Даже в армейских тылах они не могли получить большого распространения. Однако в период успешных наступательных операций Красной Армии, по мере освобождения от немецкой оккупации городов и населенных пунктов Советского Союза и соседних государств—Польши, Югославии, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Румынии, — этот вид музыки получил очень большое значение. Оркестры, двигаясь с первой линией наступающих войск, играли для населения освобожденных территорий. По свидетельству участников и очевидцев, эти выступления, зачастую, стихийно перерастали в митинги, в демонстрации дружбы, благодарности, признательности Красной Армии и стране социализма за освобождение от фашистского гнета. Они неизменно заканчивались овациями в честь вождя, товарища Сталина. Вот как рассказывает об этом участник боев — гвардии капитан И. Миронович:
«Помимо обслуживания своей части, ор-
[59]
кестр проводил большую работу среди населения освобожденных городов и сел. На одном концерте оркестра, организованном в освобожденном Красной Армией городе Чехословакии, присутствовало около тысячи человек. В начале были исполнены гимны1 Советского Союза и Чехословакии. Они исполнялись чехословацким хором, совместно с оркестром, причем Гимн Советского Союза хор пел на русском языке. Затем в концерте были исполнены марши и песни Великой Отечественной войны и славянская музыка. Концерт стихийно перерос в митинг. На эстраду поднялся учитель местной школы и сказал: «Шесть лет находилась Чехословакия под гнетом немецких захватчиков. Все это время мы ждали вас, освободителей, — Красную Армию. И вот этот радостный день настал! Красная Армия навсегда изгнала фашистов и наша страна стала свободной. Пусть живет Красная Армия! Пусть живет вождь народов — Маршал товарищ Сталин!»
Вот другое свидетельство—гвардии старшего лейтенанта А. В. Зайцева: «Когда дивизия ворвалась в г. Жешув, оркестр, по приказу начальника политотдела полковника Елисеева, был выведен на центральную улицу города и здесь, под артиллерийским огнем, играл три с лишним часа. Попрятавшиеся жители города вышли на улицу; огромная толпа за каменной стеной церкви слушала концерт. Жители просили исполнить национальный польский гимн, который здесь же был записан капельмейстером и исполнен. Старики, дети, взрослые пели вместе с оркестром, впервые после пяти лет оккупации. Неописуемый восторг охватил народ. Музыкантов подбрасывали на руках, дарили цветы и подарки; провожали оркестр со слезами благодарности.
«Оркестр неоднократно, по просьбе польского населения, исполнял Советский гимн, который всегда слушали с восторгом. Многие пели. Музыка Чайковского, Серова звучала во многих городах Польши, в исполнении оркестра, и всегда встречалась с восторгом...»
Еще один пример из фронтовой музыкальной практики—приводит капитан В. И. Решетов: «Кроме художественного обслуживания частей своей дивизии, оркестру часто приходилось выступать перед населением освобожденных городов и сел Родины. Со слезами радости благодарили музыкантов кировоградцы за концерт военно-патриотической музыки, которую они не слышали в течение двух лет немецкой каторги. Горячо приветствовали выступления оркестра жители городов Моздока, Краснодара, Ново-Украинки, Ямполя. Непередаваема радость, которую вселяла в их сердца военная музыка».
— «Нет слов, чтобы передать ту благодарность, ту радость, которую вы нам принесли и которую мы испытали, слушая ваше выступление. Спасибо вам, дорогие, спасибо!»— говорили жители города Кривой Рог. Выступал оркестр с концертной программой неоднократно и в освобожденных городах зарубежных стран — Румынии и Венгрии. Концерты проходили с большим успехом и развеивали ложь гитлеровской пропаганды о будто бы низком уровне русской культуры и искусства.
Житель города Сальнок (Венгрия) после концерта оркестра признался, что он никогда не ожидал услышать увертюру к опере «Севильский цирюльник» «в исполнении солдатского оркестра, в трудных походных и боевых условиях фронта».
Подобные факты имели место и во многих других городах и селах Венгрии, Румынии, Польши, — например, в Руцы, Друголенко, Ляхово, Сувалках, Калетнике и проч. Хранят память о выступлениях фронтовых оркестров и жители освобожденных городов нашей родины: Кировограда, Минска, Витебска, Смоленска, Моздока, Краснодара, Ямполя, Гдова, Горшвини (Литовская ССР), Лудза, Резекне, Вараклани, Мадона, Огре (Латвийская ССР).
В городах Зеебурге, Хейльсберге, Кенигсберге — оркестры выступали перед освобожденными от фашистской неволи гражданами многих стран. Агитационно-политическое значение этой работы военных оркестров трудно переоценить.
Этот вид деятельности оркестров и по своей форме, и по агитационно-злободневному содержанию явился новым, рожденным условиями военных действий; это то новое, что нужно уже теперь внимательно изучать. Нужно признать, что, если в морально-политическом отношении личный состав оркестров был на должной высоте, то в организационном отношении оркестры не всегда были подготовлены к новым задачам. Не было, например, нот национальных гимнов иностранных Государств; не было сборников любимых и популярных песен и маршей этих стран; не оказалось листовок с Советским гимном, переведенным на иностранные языки, и т. д. Правда, эта помеха устранялась без особых затруднений, так как зачастую талантливые советские капельмейстеры и музыканты, тут же, на: месте, по слуху записывали нужные мелодии, оркестровывали их и разучивали под оркестр с импровизированным хором.
Художественно-просветительная, культурно-воспитательная концертная деятельность оркестров на фронтах Великой Отечественной войны, естественно, получила формы, несколько отличные от тех, которые применялись в мирное время. Непосредственно в частях первой линии этот вид деятельности оркестров безусловно оказывался неуместным и несвоевременным. В условиях боевых позиций, при отсутствии помещения, при артиллерийском обстреле— давать громоздкие концерты из сложных
[60]
произведений, большим оркестровым составом, демаскирующим себя блеском инструментов и громкими звуками, — было большей частью нецелесообразно. В то же время во фронтовых условиях эта деятельность оркестров, являясь нормальной формой художественно-пропагандистской работы, не была необходимой, насущной потребностью данного момента. Поэтому, естественно, ее заменили другие, не художественно-пропагандистские, а художественно-агитационные формы, более подходящие к окопным условиям, к условиям скоротечных наступательных боев, — формы, использовавшие музыку для задач сегодняшнего дня и приближавшие ее непосредственно к бойцу-фронтовику, к подразделениям первой линии. Они заключались и уже упомянутых выступлениях оркестров перед населением и красноармейской аудиторией, с программами, составленными из популярных патриотических песен и маршей Великой Отечественной войны; с программами, насыщенными большим, злободневным политическим содержанием, идейно направляющими на выполнение патриотического долга, доступными, близкими и понятными всем, волнующими и мобилизующими, заставляющими одних — крепче сжимать в руках винтовку, вернее целить во врага, стремительнее вскидывать штык, других — плакать, обнимать и забрасывать цветами бойцов-освободителей.
Однако практика показала, что для достижения действенного эффекта от повседневной художественно-агитационной музыкальной работы непосредственно на переднем крае, среди красноармейцев-бойцов первой линии, — духовые оркестры обычно недостаточно приспособлены. Даже при двенадцати или пятнадцати музыкантах, они все же слишком громоздки по составу и инструментарию, чтобы выступать в ротной землянке, блиндаже, траншее и т. д. Они демаскируют расположение части блеском инструментов и громкими звуками меди и барабанов. К тому же их репертуар тяжеловат для передовых позиций, где все определяется легкостью, гибкостью, доступностью. Даже марш и другие мел- ' кие жанры духовой музыки не всегда мо- | гут здесь заменить куплет, песню, танец, и потому менее уместны на передовых позициях, чем специфические формы, о которых будет речь впереди.
Все это, вместе взятое, определило появление новых форм музыкальной работы на фронте, в условиях передовых позиций. Зачастую этот процесс внедрения в окопный быт новых облегченных форм музыки— был стихиен. Сами оркестры выделяли из своей среды своеобразные ансамбли. В составе 5—7 человек, с веселым «джазовым» инструментарием, соединяющие темброво-красочную инструментальную музыку с вокальной, — ансамбли эти включали в свои программы массовые, народные и патриотические песни, злободневные частушки, сатирические музыкальные куплеты, военные песни и марши частей и дивизий, сочиненные самими музыкантами, офицерами и бойцами; в программах их имелись вставные танцевальные, плясовые, акробатические номера, клоунада, скетчи. Выступления этих ансамблей были насыщены драматическим, театрализованно-зрелищным элементом. Словесный текст, — как правило, патриотический, лирический, шуточный и остро-сатирический, хлестко и остроумно бичующий врага или воспевающий геройство и подвиг во славу Родины, — был доступен, эмоционален, доходчив и мобилизующ. Он успешно способствовал формированию боевого настроения, направлял на патриотическое выполнение долга.
О деятельности одного такого смешанного ансамбля, организованного на базе красноармейской художественной самодеятельности при участии многих музыкантов оркестра, сообщает, например, начальник отдела боевой подготовки N-ской ударной армии, полковник Мастобаев: «Ансамбль (капельмейстер К. Н. Гутник) имел в своем составе певцов, танцоров, рассказчика, клоуна, акробатов и музыкальную группу: аккордеониста, баяниста, саксофониста, тромбониста, кларнетистов, ударника. Обслуживал ансамбль, главным образом, подразделения переднего края, разведчиков, орудийные расчеты прямой наводки и т. д. Этот ансамбль обычно делился на мелкие группы, которые, в периоды затишья или перед боями, направлялись в блиндажи, землянки, в траншеи переднего края. Там исполняли: «Прибалтийский марш» красноармейца Кудряшова, марш «Бой Красной Армии» С. Каца и Софронова. Декламировали поэму «Василий Теркин» А. Твардовского, «Добьем зверя» Шитова, стихи Jleбедева-Кумача; исполняли популярные песни из кинофильмов: «Крутится, вертится шар голубой», «Темная ночь», «Москва моя», песню «На солнечной поляночке» и другие: народные — русские и украинские — песни, старинные вальсы, марши, фронтовые частушки, сатиры и проч. Так было в Крыму, когда форсировали Сиваш, и в Прибалтике. Приходилось зачастую выступать в 100—150 метрах от переднего края, а то так и в траншеях. Концерты часто прерывались минометным огнем- противника, но неизменно дослушивались затем до конца. В течение месяца таких выступлений на передовых позициях обычно бывало 20— 25, помимо обслуживания тыловых подразделений, госпиталей, корпусных подразделений. Всюду, где выступал ансамбль, бойцы и офицеры радушно принимали его, внимательно и с интересом выслушивали
[61]
программу в оставались весьма удовлетворенными...»
Подобные же выступления мелких музыкально-художественных групп в составе 3—4 человек — на переднем крае, где-нибудь в блиндаже, под подбитым танком, куда музыкантам приходилось пробираться ползком, и полуразрушенном сарае и т. д.,— имели место, например, в боях под Смоленском у деревни Дурнево, Пречистенского района (капельмейстер — ст. лейтенант В. С. Михелевич). Здесь, наряду с нашими популярными песнями и маршами, зазвучало также и местное творчество: красноармейца Баланова, старшего техника-лейтенанта Антонова. О таких концертах в боях у Ржева, когда ползком и перебежками «приходилось пробираться в роты и батальоны и выступать в 200—300 метрах от противника, в землянках, где нельзя было выпрямиться, где можно было только сидеть, касаясь головой потолка», — рассказывает начальник клуба N-ской гвардейской стрелковой дивизии, гвардии капитан В. В. Кляузов, и многие другие.
Преимущества таких «ансамблей», их успех у фронтовой аудитории объясняются тем, что здесь соединялись и волнующая, подымающая сила музыки, и сила1 художественного -слова. Это одновременное воздействие и на сознание слушателей, и на их чувства усиливало психологический эффект, делало более действенными и активными агитационно-организующие функции искусства. После таких концертов, — по многочисленным утверждениям фронтовиков, — проявления отваги и мужества, подвиги становились глубоко осознанными и глубоко прочувствованными. Таким образом, появление этих мелких художественно-агитационных музыкальных трупа являлось закономерным следствием новых форм ведения войны, далеких от практики линейных построений частей в бою,—когда батальоны сплошными квадратными массивами устремлялись на врага или противостояли атаке противника. Уже в середине XIX века использование оркестров в боях стало затруднительным, и потому в русской армии большое значение приобретали песенники, имевшие специальный инструментарий.
Однако целесообразная и хорошая сама по себе идея организации ансамблей кое-где привела к нежелательной и уродливой форме. Увлекшись этими ансамблями, некоторые командиры частей начали создавать их за счет духовых оркестров. Кроме того, деятельность их передислоцировалась из окопа в тылы полков и дивизий и приобретала там концертно-джазовый характер. Штатные музыканты направлялись в строй, а их место занимали артисты, певцы, танцоры и т. д. Содержание и смысл работы этих новых ансамблей получали совсем иное, вредное для дела направление. Кое-где додумались было даже совсем ликвидировать оркестры, — хотя последние всегда имели возможность выполнять свои обычные функции мирного времени. Понадобилась специальная директива Глав- ПУРККА и приказ Заместителя Народно-
[62]
го Комиссара Обороны, чтобы прекратить эту вредную практику и вернуть оркестрам их первоначальное важное значение, — сохранив в то же время и стихийно рожденные ансамбли, в качестве нового, только народившегося вида красноармейской художественной самодеятельности.
В будущем участие отдельных музыкантов в работе небольших художественно-агитационных групп необходимо. Самоустранение оркестров от этой музыкально-самодеятельной работы явилось бы недопустимым. Однако нужно предусмотреть в штатах должности руководителей таких ансамблей, литературных работников — авторов и составителей монтажей, стихов, скетчей, — может быть, еще двух-трех профессионалов-артистов. 'Во всяком случае, практику подмены такими ансамблями духовых оркестров, имеющих определенные служебно-строевые, официозно-политические и художественно-просветительные задачи, — нужно строго осудить. Только непониманием и недооценкой этих четко разграниченных, исторически-определившихся функций оркестров в армии можно объяснить имевшие место попытки заменять их джазами.
Использование военной музыки непосредственно в сражении, в бою, — весьма, ограниченное в условиях современных войн, — тем не менее, имело место, и не так уж редко. Зачастую в уличных боях, под защитой каменных стен, в балках, горных ущельях, в лесу, в траншеях, на маршах при преследовании противника, при форсировании рек, во время строительства переправ— оркестры играли Гимн -Советского Союза, марши, песни, воодушевляя бойцов или отвлекая и дезорганизуя противника. По свидетельству гвардии капитана Сюткина, в дни наступления наших частей в районе Смоленска «духовой оркестр N-ской гвардейской части, при отражении контратаки немцев, был брошен в бой вместе с джаз-ансамблем. Под звуки песни: «А ну-ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома!»— бойцы косили немчуру; музыканты, наравне с другими участниками боя, были награждены орденами и медалями».
Оркестр N-ской Латышской Краснознаменной стрелковой дивизии (капельмейстер— старший лейтенант Л. Д. Кактобулис), при утомительном преследовании противника во время боев за, Ригу, неоднократно содействовал поддержке морального духа бойцов и офицеров. При стремительных маршевых переходах музыканты этого оркестра на автомашине выбрасывались вперед для встречи частей. Оркестр N-ской Краснознаменной Житомирской Ордена Суворова стрелковой дивизии при штурме Тарнополя, под огнем противника, выдвинулся к огневым позициям артиллеристов, прямой наводкой выбивавших гитлеровцев из отдельных зданий. Он играл полтора часа. Поднявшаяся в атаку пехота под влиянием музыки действовала дружно и смело. В эту ночь Тарнополь был взят.
Следующий вопрос, требующий изучения и подытоживания, — это репертуар духовых оркестров. Уже сейчас, при самом беглом ознакомлений можно установить, что любимыми и чаще всего исполняемыми произведениями на фронте были марши Иванова- Радкевича, Чернецкого, Старокадомского, братьев Покрасс, Дунаевского, Фельдмана, Рунова, песни Соловьева-Седого, Захарова, Новикова, Богословского; нередко исполнялись также произведения Глиэра, Мясковского, А. В. Александрова, Кручинина и других. Из классической музыки чаще всего в программах оркестров звучали сочинения Глинки, Чайковского, Римского-Корсакова, Бетховена и друг. Большую роль сыграли сборники служебно-строевого репертуара, издававшиеся Инспекцией Военных Оркестров Красной Армии.
В дни войны, во многих частях Красной Армии получило большое распространение местное музыкально-художественное творчество. Офицеры, красноармейцы, политработники сочиняли песни и марши своих дивизий, полков, составляли художественные, музыкально-агитационные монтажи для самодеятельных ансамблей. Капельмейстеры и музыканты писали к ним музыку. Например, в N-ской гвардейской стрелковой дивизии пользовалась популярностью дивизионная песня, текст которой сочинил красноармеец Штейн, совместно с работником политотдела майором Грузиным, а музыку написал капельмейстер Т. С. Барышников. В другой стрелковой дивизии (капельмейстер — ст. лейтенант Н. Антоневич) музыканты составили несколько музыкальных монтажей, отражающих боевые дела дивизии и отдельных отличившихся героев. Музыкант — сержант Истомин — написал текст нескольких песен о дивизии: «Марш сибиряков», «Песня кулагинцев» и т. д.; музыку к этим песням сочинил красноармеец Лушников. Большое место в репертуаре фронтового оркестра N-ской Латышской Краснознаменной дивизии занимали: «Торжественный марш», «Походный марш», «Народный вальс», написанные на латышские народные темы красноармейцем В. Поляковым, латышские марши, сочиненные ст. лейтенантом А. Лаздынь и капитаном П. Смилга. Изучение и систематизация самодеятельного творчества бойцов и офицеров Красной Армии — благодарное и нужное дело для дальнейшего стимулирования этой практики, для выявления талантливых авторов и композиторов из среды военнослужащих.
В настоящей статье автор не ставит своей задачей анализ самодеятельного творче-
[63]
ства фронтовиков, ограничившись обзором бытовавших музыкальных жанров и форм. Здесь мы отметим лишь некоторые общие черты, присущие этому творчеству.
Прежде всего, приходится отметить естественную незрелость его, обусловленную неопытностью авторов. Отсюда — часто примитивность средств выражения, применение переживших себя поэтических и музыкальных образов, повторение пройденного этапа советской поэзии. Однако техническая недоделанность, порой нелады автора с рифмой или с размером стиха, с музыкально-ритмическими или гармоническими средствами выражения, — все это, в данном случае, при оценке явлений в целом, не могло иметь решающего значения в боевой обстановке. Гораздо важнее здесь подчеркнуть положительные качества этого самодеятельного творчества: его искренность, непосредственность, агитационную злободневность. Но, разумеется, нельзя предоставлять самотеку этот важный участок самодеятельного творчества, не руководить им, не оказывать ему помощи,— это было бы неправильным.
Война показала, насколько возросли требования к капельмейстеру, как к квалифицированному специалисту-музыканту. Советский капельмейстер должен обладать не только высоким патриотическим сознанием и политической подготовленностью; он должен обладать и другими качествами: боевой подготовкой офицера; навыками композиторской техники; настоящим музыкальным профессионализмом (очень желательно, при этом, — достаточным уровнем общехудожественной культуры).
Организуя местное художественное творчество и музыкальную самодеятельность, капельмейстер должен будет сочинять музыку для дивизионных песен и маршей; эта музыка должна быть доброкачественна. Он должен уметь компановать, составлять музыкальные номера, монтажи. Для этого надо хорошо владеть гармонией, иметь навыки самостоятельного творчества, музыкальный вкус, художественное развитие, Капельмейстер должен уметь, если не сочинять, то приспосабливать и редактировать словесный текст- Это требует знаний основ литературной композиции. Этому же должно помочь хорошее знание массовых бытующих песен, вбирающих в себя лучшие, отстоявшиеся приемы музыкально-литературных композиций и наиболее яркие героические или лирические образы. :Опыт войны показал, что всеми этими качествами наши капельмейстеры и музыканты обладают в достаточной степени. В то же время в программах обучения капельмейстеров и музыкантов на будущее необходимо усилить моменты художественного образования.
Для полноты освещения художественной и боевой деятельности военных музыкантов в дни Великой Отечественной войны, необходимо остановиться на некоторых вопросах, не имеющих, собственно, отношения к музыкальному искусству, но важных и интересных для советской общественности, — поскольку они рисуют героические будни и славные дела недавнего прошлого.
Большое подсобное значение приобрели в практике боев музыкантские взводы, используемые на различных хозяйственных и прочих работах в качестве санитаров, саперов, по сбору трофеев, по охране объектов и проч. Там, где это, опять-таки, не превращалось в повседневную практику, не мешало подготовке и специальной службе оркестров, не приводило к их ликвидации,— там нарекания ж» этому поводу были бы неуместны. В бою зачастую складывается обстановка, когда неиспользование имеющейся свободной живой силы явилось бы преступлением. Например, в горных боях на Кавказе, при недостатке конно-вьючного транспорта, при ограниченной или полной невозможности пользоваться автотранспортом, — доставку мин, снарядов, патронов на передний край, эвакуацию раненых и т. п. приходилось поручать людям всех свободных подразделений, в том числе музыкантам, химикам и т. д. Все это необходимо признать закономерным и допустимым, но лишь в случаях крайней необходимости и на короткие сроки, не допуская, чтобы оркестр, как ансамбль, терял свою специфику, отрывался надолго от учебы, прекращал агитационно-художественное и строевое обслуживание частей и подразделений. Недопустимы поэтому факты, сообщаемые лейтенантом Н. А. Крайновым (N-ская Краснознаменная Литовская дивизия). Здесь оркестр, «вопреки существующим уставам и положениям, был полностью отдан на откуп начальнику клуба и использовался целиком не по назначению. Превращенный в постоянно действующий полупрофессиональный «джаз-ансамбль», оркестр совершенно не занимался своим делом, инструменты забросил, специальную подготовку не проводил, разучился исполнять служебно-строевой репертуар, потерял оркестровую дисциплину и сыгранность ансамбля, утратил технические навыки исполнения. Музыканты выступали в качестве певцов хора, исполнителями ролей в скетчах. В остальное время они использовались для охраны ДОП’а, по артснабжению, для сбора трофеев...» Ясно, что в этой части военно-патриотическая музыка не была поставлена на службу делу нравственного воспитания, укрепления морального духа, стойкости и воодушевления бойцов. Командир части очень скоро это понял и принял меры к исправлению допущенных ошибок в руководстве военно-оркестровой службой.
Неоднократны случаи в боевой обстановке, когда оркестры получали задания по удержанию временного рубежа обороны
[64]
или участвовали в сводных боевых группах по прорыву тактического местного окружения, по защите тылов, по ликвидации рассеянных мелких групп разбитых частей противника. Музыканты работали разведчиками, автоматчиками, пулеметчиками, даже артиллеристами или по службе боевого обеспечения — связистами, саперами, патрулями по охране КО и НП. Здесь опять-таки нужно повторить сказанное выше: недопустимы и вредны факты, когда, при отсутствии в части оркестра, музыканты зачислялись в стрелковые подразделения «навечно» и несли там обычную боевую службу красноармейцев. Музвзвод, как специальное подразделение, переставал существовать и нести свои прямые обязанности; лишние потери в специалистах, подготовка которых стоит значительных трудов, времени в средств, — таков итог этих неразумных распоряжений там, где они имели место. В случаях же крайней необходимости, вызываемых боевой обстановкой, это, повторяю, было оправдано, и музыканты показали себя здесь преданными советскими патриотами, решительными, смелыми бойцами Красной Армии. Вот как описывает гвардии капитан Т. С. Барышников такую, вызванную сложившейся обстановкой, боевую операцию, выпавшую на долю оркестра N-ской гвардейской стрелковой дивизии: «23 июня наши части пошли в наступление на окружение витебской группировки. Оркестр двигался с ДОП’ом, каждое удобное время используя для занятий... Рано утром меня вызвал помощник командира дивизии по тылу, гвардии полковник! Щукин, и сообщил, что в нашем направлении движется группа немцев, пробирающаяся из окружения. Музвзвод получил приказ занять оборону на опушке леса в 15-ти километрах западнее Витебска, у деревни Замошенье. У каждого музыканта была винтовка или автомат; имелся также станковый пулемет и немецкий трофейный пулемет «МГ—12».
«Часов в 10 утра- к нам прибежала девушка из полевой хлебопекарни, расположенной в метрах 200 восточнее нас и сообщила, что через лес пробрались немцы, убили двух девушек и одного красноармейца. Я с частью музыкантов и группой красноармейцев из группы охраны ДОП’а направился по лесу к пекарне. Когда мы подползли, ближе, то обнаружили в лесу немцев. Мы тут же открыли стрельбу и уничтожили троих, — остальные убежали. Около 12 часов, в 150 метрах южнее опушки леса, перед нами появился прятавшийся во ржи немецкий офицер; он поднимал руки, в правой руке держа белый платок. К нему навстречу вышел из ДОП’а старший лейтенант, но немец скомандовал и из ржи выскочили несколько десятков солдат; они открыли огонь и! побежали в нашу сторону. Их встретил шквал ружейно-пулеметного огня и они повернули обратно, оставив на поле 12 человек убитых и раненых; пять человек было взято в плен. При этом особенно отличились музыканты: ст. сержант Ягнатьев, ст. сержант Михайлютин и другие. Музыканты были награждены командиром дивизии орденами и медалями...»
Таким образом, оркестры в войну 1941— 1945 годов показали жизненность, необходимость музыки в условиях фронта и тыла, разнообразие форм ее использования в деле (боевого обеспечения операции, на отдыхе, в быту, в целях политагитации и во многих других случаях. Боевые будни одного из многочисленных героических оркестров Красной Армии лучше всего видны ка опыте N-ской стрелковой Краснознаменной дивизии, о чем рассказывает начальник штаба дивизии, полковник Есипов: «Музвзвод вместе со всей дивизией прошел славный боевой путь в борьбе с немецкими захватчиками за нашу Советскую Родину. Музыканты, находясь в первое время войны при полках, 10 июля 1941' года вступили в боевые действия в качестве санитаров, самоотверженно выполняя боевые задания командования по оказанию помощи и выносу с! поля битвы раненых бойцов и офицеров. В тяжелых оборонительных боях под Смоленском, на Волге, в районе Ржева, музыкантам дивизии приходилось часто вступать в бой с оружием в руках. С винтовкой, автоматом, пулеметом они отбивали натиск немцев, рвущихся к Москве. Смертью храбрых в этих боях пал красноармеец-музыкант Борис Катков; многие другие товарищи были ранены и эвакуированы. Когда враг был остановлен и отброшен от Москвы, командование дивизии приказало собрать из рот музыкантов и велело им приступить к их прямым обязанностям. Оркестр организовал ряд концертных выступлений, помог красноармейской художественной самодеятельности. В этот же период (январь — май 1942 года) музыкантские взводы полков дивизии неоднократно выполняли и специальные задания командования по сбору оружия и трофеев и по погребению павших в боях бойцов и офицеров.
«В июне 1942 года из всех музыкантов полков был сформирован один оркестр при управлении дивизии. С самого начала своей деятельности, музыканты вновь сформированного оркестра часто играли для офицеров и бойцов непосредственно на переднем крае, в нескольких стах метрах от противника. Сотни благодарностей от слушателей) записано в дневнике музвзвода; в январе 1943 года многие музыканты были награждены правительственными наградами. В 1943 году дивизия вместе с другими частями Красной Армии перешла в наступление, пройдя с непрерывными боями более 200 километров. Не прекращая своей деятельности по обслуживанию концертами личного состава дивизии и гра
[65]
жданского населения, освобожденного от немецкой неволи, музыканты в то же время без устали работали санитарами, в трофейной и погребальной командах.
«В августе 1943 года, дивизия штурмовала подступы к Смоленску. В этих боях музыканты снова проявили героизм, сражаясь с оружием в руках в стрелковых ротах. 13 августа в районе Ярцева, у совхоза Ново-Никольского, музыкантский взвод по приказанию командования был спешно выдвинут на передний край, чтобы — до прихода подкреплений — удерживать тактически важный рубеж на реке Царевич. Прибыв ночью на место, музыканты немедленно заняли боевой порядок, окопались, приготовили автоматы и гранаты. Противник был так близок, что слышна была немецкая речь и щелканье затворов. Ночь прошла спокойно. Утром, в 9 часов, фашиста после ураганной десятиминутной артиллерийской подготовки предприняли атаку. Музыканты совместно с бойцами встретили немцев дружным огнем. Несмотря на потери, фашисты шли на нас, пытаясь во что бы то ни стало отбросить нас за реку. Вот они, во весь рост, пьяные, с дикими криками, размахивая гранатами с длинными деревянными ручками, бросились на нас. Музыканты не дрогнули- С возгласами: «За Сталина!», «За Родину!», «Бей гадов!» — они расстреливали фрицев в упор, забрасывали их гранатами. Не добежав нескольких шагов до наших окопов и оставляя убитых и раненых, немцы побежали назад. Вслед им неслись веселые выкрики музыкантов. Командир дивизии, генерал-майор Кудрявцев, наблюдая за боем, по телефону объявил музыкантам благодарность.
«В последние два дня противник безуспешно пытался еще раз атаковать нас. В этих боях оркестр понес большие потери, но задача была! выполнена. В бою оказывали взаимную помощь,—рискуя жизнью, выносили с поля боя раненых товарищей и тут же отправляли их на медицинский пункт. В этих боях отличились все музыканты и, в особенности, красноармейцы Тютиков, Залетный, Лушников, Удачин,
Кошкарев, Истомин и два воспитанника Смирновы. Вскоре комдив вручил нам правительственные награды, а через десять дней оставшиеся и легко раненые музыканты уже давали бойцам концерты, приободряя их музыкой в походе и на отдыхе.
«...Под Новосокольниками и на Карельском перешейке музыканты также не раз проявляли мужество в боях с врагами. По нескольку суток, почта без сна, трудились они, оказывая помощь сотням раненых бойцов, помогая медперсоналу. Во время перемирия с финнами все наше внимание было снова целиком уделено музыкальному делу и подготовке оркестра. Под марши и песни учились бойцы подразделений, готовясь к новым! схваткам с врагом. Но в последней, решающей, схватке с врагом нам не пришлось участвовать. Вскоре мы услышали радостную весть о победе над Германией- О развернутыми знаменами, шла под музыку наша дивизия по дорогам Прибалтики, пропуская мимо себя колонны пленных немцев. Мы шли, как победители, с удовлетворением сознавая, что и мы — музыканты — внесли свою долю в дело победы»...
Тысячи советских музыкантов и офицеров военно-оркестровой службы в годы величественной эпопеи 1941—1945 годов проявили героизм, готовность к самопожертвованию, упорство и выдержку в преодолеваиии бесчисленных опасностей и трудностей войны — во имя победы и триумфа советского оружия, во славу социалистической Родины. Справедливо отмеченные за свою доблесть многочисленными высокими правительственными наградами, они в дни мирной учебы так же самоотверженно и верно служат в рядах Красной Армии. Немало героев-музыкантов и капельмейстеров пролили свою кровь на полях сражений, погибли смертью храбрых, бок-о-бок с героическими бойцами Красной Армии защищая завоевания Страны социализма. Благородное патриотическое искусство военных оркестров неразрывно связано со славными боевыми традициями Великой Отечественной войны, со славой и доблестью Красной Армии.
Источник: Советская музыка, 1946 № 2-3, с. 58-65