[12]
Из всего многообразия литературных жанров многие отечественные мастера художественного слова в тридцатые годы XX века выбирали жанр доноса. И далеко не всегда эти доносы посылались непосредственно в карательные органы — часто они публиковались миллионными тиражами. Популярные сатирики и певцы советских спецслужб братья Тур (псевдоним Леонида Тубельского и Петра Рыжея) 18 сентября 1937 года напечатали в «Известиях» фельетон «Откровения гения». Объектом их сатиры стал композитор Александр Мосолов, точнее, его поведение в быту — братья Тур писали, что композитор не выполняет работу по подписанным контрактам, пьет и дебоширит, и делали при этом да-леко идущий вывод: «...то, что... считали "личной жизнью", причудами гения, было, по существу, одним из ракурсов политического лица врага». Братья Тур были услышаны: 4 ноября 1937 года Александра Васильевича Мосолова арестовали и за контрреволюционную деятельность осудили на 8 лет лагерей.
Мосолов Александр Васильевич
(29 июля 1900г, Киев - 12 июля 1973г, Москва)
Композитор, пианист. Учился в Моск. консерватории у Р. М. Глиэра и Н. Я. Мясковского (композиция), Г. К. Прокофьева, К. Н. Игумнова (фортепиано). Член Ассоциации современной музыки. В 1920-х гг. его творчество было связано с урбанистическими и конструктивистскими течениями (симфонический эпизод «Завод. Музыка машин», 1928). Автор ряда опер, ораторий, кантат, симфоний, а также камерно-инструментальной и вокальной музыки. Сотрудничал с хоровыми коллективами, в том числе с Северным народным хором.
[13]
[Мосолов] является представителем крайне левого модернизма. Его соната — настоящая библия модернизма, в которой сконцентрированы все гармонические трюки в духе предерзостных нахмурений Прокофьева, Стравинского, западных политонистов.
Из советской прессы
Что это значит? Одиночество — в 1924 г., в стране, проделавшей величайшую революцию, в стране напряженной общественной жизни, при всеобщем тяготении к коллективности? Очевидно, слишком уж чужд всей нашей советской действительности автор, что не может слиться с ней, чувствует себя одиночкой.
Николай Бухарин о А. В. Мосолове. 1925
В 1937 году Александр Мосолов был легкой и беззащитной мишенью — его травили уже десять лет, и развязные братья Тур довершили дело неистовых ревнителей настоящего пролетарского искусства из Российской, а позже Всесоюзной ассоциации пролетарской музыки (ВАПМ), чью риторику с удовольствием использовали «музыковеды из Кремля».
Борьба с «левацким», позже названным формалистическим, направлением в искусстве в полной мере началась с другой, более известной газетной статьи — «Сумбур вместо музыки». Но «контрреволюционер» Мосолов на самом деле был подлинным революционером — едва ли не самым ярким представителем российского музыкального авангарда. Как это часто случалось с молодыми людьми из хороших семей, Мосолов принял революцию как знак не только социального, но и художественного обновления.
Выросший в семье певицы и художника, в 1918 году он вступил в Красную Армию, написав об этом в автобиографии: «Увлеченный идеей зажечь пожар мировой революции, решительно присоединился к революционному народу... В 1918 году добровольцем ушел на фронт в 1-й Московский кавалерийский полк действующей Красной Гвардии. Полк участвовал в боях против деникинцев, а затем ... был передан в состав конной дивизии Г. И. Котовского».
После Гражданской войны Мосолов закончил Московскую консерваторию, а затем вошел в состав Ассоциации современной музыки. Это были едва ли не самые продуктивные годы. Он много сочиняет, пропагандирует современных зарубежных композиторов. За всем, что он пишет и делает, просматривается мощная, ярко выраженная индивидуальность. И это вызывает не менее мощную реакцию отторжения у советских властей.
[14]
...это музыка классового врага...
...слишком уж чужд [он] всей нашей советской действительности...
...буржуазный урбанист...
Представители ВАПМа о Мосолове
Четвертая соната Мосолова вызывающе дерзка по гармониям, ритмике и особенно по требованиям к фортепиано. Только союз с нечистой силой мог склонить композитора к тем бешеным прыжкам и адскому грохоту, которыми насыщена его соната.
Газета «Известия», 24 февраля 1927 г.
А Мосолов. «Легенда» для виолончели и фортепиано Свои самые известные про- изведения Мосолов создает в 1926-1927 годах: симфонический эпизод «Завод. Музыка машин» и вокальный цикл «Четыре газетных объявления», написанные на подлинные тек- сты из «Известий». «Газетные объявления» вызывают в памяти антимещанский пафос рассказов М. Зощенко и стихов В. Маяковского, Н. Олейникова и Н. Заболоцкого: «Скажите всем, что высшего качества пиявки покупайте и ставьте только у П. Н. Артемьева», «Гражданин Заика, Стефан Наумович ... рожд. в 1907 г. 24 дек. перемен, фамил. Заика на Носенко», «Лично хожу крыс, мышей морить. Есть отзывы. 25 лет практики».
Урбанистический и индустриальный «Завод» был необыкновенно популярен как в СССР, так и за рубежом. Он исполнялся Берлине, Париже, Вене, Риме, Нью-Йорке...
[15]
К этому же периоду принадлежит менее популярная, но столь же радикальная по своему музыкальному языку «Легенда» для виолончели и фортепиано.
В борьбе между АСМом и ВАПМом Мосолов пострадал сильнее многих — его произведения стали исполняться и публиковаться все реже и реже, и в 1932 году отчаявшийся композитор совершает поступок, на который в те годы отваживались единицы. Он пишет письмо Сталину, в котором просит либо «воздействовать на ВАПМ и дать возможность работать в СССР», либо разрешить уехать за границу. Многие худож-ники писали Сталину, но в отличие от, например, результата прямого обращения к вождю М. Булгакова в 1930 году, письмо Мосолова имело лишь негативные последствия — он становится невыездным. Его единственный источник дохода — обработка фольклора народов СССР: он ездит в Киргизию, Армению, Дагестан «на засъемку звуковой картины "Наступление" на тему социалистической реконструкции в Нагорном Дагестане».
Т. СТАЛИНУ
Я, композитор Мосолов А. В.... вынужден обратиться к Вам с просьбой выяснить мое положение у нас в СССР, дать ему соответствующую оценку и помочь мне в моей беде...
В течение трех лет (с 1929 г.) я не печатаюсь вовсе; с 1928 г. мои сочинения посте- пенно перестали исполняться, а в 1930-31 гг. не было доведено до исполнения ни одной вещи, начиная от массовой песни и кончая крупными симфоническими и сценическими произведениями. Постепенно все музыкальные учреждения Москвы ... пугаясь моей «одиозной» фамилии, прекращают всякое общение со мной под предлогом отсутствия работы или «вредности» моей музыки...
Являясь, таким образом, каким-то музыкальным лишенцем, не имея возможности принимать участие в музыкальном строительстве СССР, я не знаю, что мне делать. От- нюдь не являясь несоветским человеком ... я хочу принимать деятельное участие в нашей жизни, хочу работать и сочинять музыку, но работать мне не дают и моя фамилия — после частого, но далеко не лестного упоминания в журнале «Пролетарский музыкант» — сделалась символом чего-то антисоветского, классово-враждебного. Неужели я такой закоренелый классовый враг и так силен, что на меня не может влиять все величие нашего социалистического строительства?
Я терплю травлю с 1926 года. Сейчас я больше ждать не хочу. Я должен сочинять и исполняться! Я должен проверять свои сочинения на массе: пусть это будут провалы, но я увижу, куда мне идти...
ПРОШУ:
1. Либо воздействовать на ВАПМ и подвапмовцев в смысле прекращения моей травли, тянущейся уже целый год, и дать мне возможность работать в СССР.
2. Либо дать мне возможность уехать за границу, где я своей музыкой принесу гораздо больше пользы СССР, чем здесь у нас, где меня гонят, травят, не дают возможности выявлять свои силы и проверять себя.
г. А. В. Мосолов
[16]
...Это все не от бездарности композитора, не от его неумения выразить в музыке простые и сильные чувства. Это музыка, умышленно сделанная «шиворот- навыворот», — так, чтобы ничего не напоминало классическую оперную музыку, ничего не было общего с симфоническими звучаниями, с простой, общедоступной музыкальной речью. Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова...
Опасность такого направления в советской музыке ясна. Левацкое уродство в опере растет из того же источника, что и левацкое уродство в живописи, в поэзии, в педагогике, в науке. Мелкобуржуазное «новаторство» ведет к отрыву от подлинного искусства, от подлинной науки, от подлинной литературы.
«Сумбур вместо музыки». Газета «Правда», январь 1936 г.
В 1935 году Мосолов отправился в Туркмению («...перегоняю туркменские музыкальные темы на испанский язык», — иронически пишет он в письме своему учителю Н. Я. Мясковскому), но ему было трудно адаптироваться к новым условиям, и поссорившись с местным начальством, он вернулся в Москву, не выполнив несколько заказов.
«...его симфоническая музыка мало исполнялась, а симфонии не исполнялись сов- сем. В глубине души он страдал от этого. Однажды у него вырвалось: «Как я могу писать музыку, когда шестнадцать лет я не слышу свои произведения в живом звучании?»
Н. Мешко, руководитель Северного народного хора, жена А. Мосолова
Арестованный по «фельетонному» доносу, Мосолов провел в Волглаге, в Рыбинском районе Ярославской области, около года. За него ходатайствовали Н. Я. Мясковский и Р. М. Глиэр, и лагеря заменили ссылкой. К тому же ставший во главе НКВД Берия начал борьбу с «ежовщиной», и некоторых арестованных при Ежове амнистировали. Затем ему было запрещено жить в Москве, Ленинграде и Киеве, и только в 1942 году он возвратился в столицу. Симфоническая музыка Мосолова не издается и не исполняется, и композитор, некогда воспевший индустриальную революцию, возвратился к тому, что стало невольной причиной его заключения — к музыкальному фольклору. Он пишет «Симфонические картины из жизни кубанских казаков-колхозников», кантату «Здравствуй, новый урожай», ораторию «Кабардинский аул», хор «Люди к Ленину идут», «Народную ораторию о Г. И. Котовском»... «Завод», принесший Мосолову мировую славу, при жизни композитора никогда больше не был исполнен.
[17]
...«Завод» Мосолова обратил на себя внимание здешних музыкальных кругов. Успеху и распространению «Завода» много способствовал неописуемый восторг, в который пришел от него Флоран Шмитт, видный музыкант и влиятельный критик. Его статьи вызывали повторное исполнение этой вещи как в Париже, так и в некоторых других центрах успех был не единодушен ... но победило общее впечатление красочности и стихийности, поразившее воображение парижан.
С. Прокофьев об исполнении «Завода» в Париже под управлением Артуро Тосканини.
Опубл.: Репрессированная музыка / сост. М. Калужский. М: "Классика XXI века", 2007. С. 12-17.