Материалы, размещенные на сайте с 6 по 11 августа 2009 г. (12.89 Kb)
Ох уж этот всесокрушающий романтизм... Попытки найти свой путь...
Здравствуйте, уваажаемые читатели ЭПИ "Открытый текст".
Продолжилось размещение книги Е.М. Браудо "Всеобщая история музыки": глава 27.
В своих публичных выступлениях Шопен вообще играл лишь самого себя, за исключением тех немногих случаев, когда ему приходилось играть с Листом на двух роялях. Своеобразные черты его творчества, его композиторский облик сложился уже в начале пребывания в Париже. Только в первые годы своего пребывания там Шопен выступает в публичных концертах. «Я не создан давать концерты», сказал он однажды Листу, «толпа пугает меня, ее дыхание парализует меня, и любопытные взгляды мне крайне тягостны, незнакомые лица заставляют меня умолкнуть». После 1835 года публичные выступления Шопена становятся крайне редкими. (...) Шопен — художник с уклоном в сторону чистого индивидуализма, с прирожденно отрицательным отношением к вокальной лирике, игравшей такую большую роль в истории романтического движения, он — музыкант, совершений чуждый литературным интересам (видовой признак всякого музыкального романтика!), свободный от всяких предуказанных схем — такой художник имеет право на то, чтобы считаться центром из которого выходят и животворящие лучи на пользу дальнейшего развития музыки. «Что есть высшее в искусстве?» вопрошает в одной из своих статей Гейне, «то же, что и в других явлениях жизни должно считаться высшим: сознательная свобода духа». Эта сознательная свобода, умение ограждать себя от всего того, что не находится в самой тесной связи с личностью композитора, были свойственны Шопену. Его музыкальные произведения, при всей артистической законченности передают непосредственно различные состояния его чуткой и остро нервной натуры. Нервность, всегдашняя возбужденность, утонченность психики, выделяют его из круга композиторов первой половины 19 столетия. Шопен — импрессионист, искатель небывало гибких мелодических линий, одухотвореннейших звучаний, почти выходивших за пределы возможностей тогдашнего фортепиано в отношении творческих приемов гораздо ближе к недавней эпохе Дебюсси, Скрябина и Шёнберга, чем какой-либо из его современников.
Опубликована опись в рубрике "ЦАНО": Ф. 570. Нижегородская духовная консистория. Оп. 556 за 1807 г.
22 |
Дело по рапорту Княгининского Духовного правления о несвоевременной и неправильной подачи церковнослужителями Княгининской округи о бывших и не бывших у исповеди. |
26 ноября 1807 г. – 14 мая 1809 г. |
23 |
Дело о присвоении наследником купца Якова Стешева купцом Василием Палкуновым лавок находящихся под Николаевской Нижегородской церквью. |
16 сентября 1807 г. – 4 октября 1815 г. |
24 |
Клировые ведомости церквей по благочинным г. Балахны и его уезда за 1-ю половину 1807 года. |
|
Продолжена публикация Аннотаций "Памятных записок Общества старых нижегородцев": том 3 (1965 г.).
Воспоминания
* А.З. Тренев Три войны (воспоминания) (1-7)
/Февраль месяц, 1917 г.
Призыв в НН в Преображенский гвардейский полк и прибытие в Петроград. «На улицах трупы людей в штатской одежде» с бумажками «Фараон», т. е. «полицейские, переодевшиеся». В огороженной части манежа – «городовые и др. чины полиции… до 300 человек, а со специальных вышек на них были направлены два пулемёта».
Обучение гарнизонной и полевой службе.
Агитация за поступление в Экспедиционный корпус, направляющийся во Францию. Согласившиеся, «когда свершилась Октябрьская революция,… были обьявлены большевиками и подверглись жестокому гонению… контрационные лагеря,… тюрьмы, … отправляли в Африку на работу на плантациях…».
Примечание 2009 г. Корпус своей храбростью вызвал восхищение французов. Л. Троцкий купил во Франции газеты и в одной из них настроил корпус на мятеж. Расправа была быстрой и жестокой.
Оставшиеся в России участвовали на Австрийском фронте в перестрелках, ходили в разведку, дежурили в секретах.
/Гражданская война
Автор – в РККА, в НН, в пулемётной команде. Направление на Курсы красных командиров. Преподаватели – бывшие царские офицеры. И командир роты, где служил потом автор, тогда как комиссар – большевик. В мае 1919 г. перед уходившими на фронт выступил Ленин: Смерть или победа!
Пополнились фонды "Библиотеки" раздела "Цензура и текст": Silke Brohm "Zensur in Rußland vor 1804 und Christian von Schlözer als Zensurfall".
Im August 1802 wurde der Universität Dorpat die Erlaubnis erteilt, die aus dem Ausland bestellten Bücher wie auch die der einzureisenden Professoren direkt, d.h. ohne langwierige Kontrolle im Zollamt, beziehen zu dürfen. Die Universität hatte dafür zu sorgen, daß mit diesem Privileg kein Mißbrauch getrieben wurde.
Dieser Erlaß war von besonderer Wichtigkeit für die neuberufenen Professoren, die in der überwiegenden Mehrheit aus dem Ausland kamen. Um sie schnell in die Lage zu versetzen, ihre Tätigkeit an der Universität aufnehmen zu können, sollten ihre Bücher, auf die sie wegen der erst im Entstehen begriffenen Universitätsbibliothek unbedingt angewiesen waren, ohne Verzögerung die Grenze passieren dürfen. Johann Karl Simon Morgenstern (1770–1852), der am 6. Juni 1802 als Professor der „Beredsamkeit, altclassischen Philologie, Ästhetik und Geschichte der Kunst“ nach Dorpat berufen worden war, hatte auf seine Privatbibliothek, die im Zollamt Riga verplombt stand, noch warten müssen, bis Alexander I. „einen besonderen Befehl zur ungehinderten Durchlassung ertheilte“.
Фольклорный отдел "Этнологического музея" нашего сайта публикует волшебную сказку "Слово дороже денег".
И решил тогда уйти из царства Иванушка. Ушел он к своей Еленушке, и поселились они в лесу, в ветхом-ветхом домике. Жили они долго ли, мало ли, и жить им стало совершенно нечем. Беднота у них стала. И решила Елена заняться рукодельем: стала она ткать ковры. Вот соткала первый ковер Еленушка и говорит: «Ступай, Иванушка, в город, продай его!» Отправился Иванушка в город, идёт, присел на пенечек отдохнуть, а навстречу-то ему старичонка старенький. Говорит: «Здравствуй, добрый молодец! Что ты несешь? Куда ты идешь?» И отвечает добрый молодец: «Иду я в город, дедушка. Вот продать мне нужно ковер».
И говорит ему Иванушка: «Хороший ковер у меня, красивый!» А старик и говорит: « Продай мне, добрый молодец, этот коврик». Он говорит: «Ну и что ж, купи». – «Только не за деньги, а за слово!» Подумал, подумал Иванушка и говорит: «Ладно, а может, слово дороже денег пригодится!» И отдал ковер старику за слово. А слово было: «увидишь смерть, и не бойся» Пришел домой печальный, рассказывает своей Еленушке, а она и говорит ему: «Не печалься, Иванушка, сотку я новый ковер!»
"Блистающий мир" Александра Грина появился в разделе "Человек и текст".
Тогда начнут к вам идти, чтобы говорить с вами, люди всех стран, рас и национальностей. «Друд» будет звучать, как «воздух», «дыхание». Странники, искатели «смысла» жизни, мечтатели всех видов; скрытные натуры, разочарованные, страдающие сплином или тоской, кандидаты в самоубийцы; неуравновешенные и полубезумные; нежные – с детской религией цветов и птичек, добросовестные ученые; потерпевшие от всяческих бедствий; предприниматели и авантюристы; изобретатели и прожектеры; попрошайки и нищие, – и женщины, легионы женщин, с пораженным зрением и с взрывом восторгов, которых в жизни обычной им негде выразить. И то будет ваша великая армия.
Одновременно со всем тем у вас появятся сторонники, агенты и капиталы с слепым к вам доверием: самые разнообразные, противоречащие друг другу цели постараются сделать вас точкой опоры. Газеты в погоне за прибылью будут печатать все, – и то, что сообщите им вы, и то, что сочинят другие, превосходя, быть может, нелепостью измышлений весь опыт прежних веков. Вы же напишете книгу, которая будет отпечатана в количестве экземпляров, довольном, чтобы каждая семья человечества читала ее. В той книге вы напишете о себе, всему придав тот смысл, что тайна и условия счастья находятся в воле и руках ваших, – чему поверят все, так как под счастьем разумеют несбыточное. После этого к вам явится еще больше людей, и вы будете говорить с ними, появляясь внезапно. Самые простые слова ваши произведут не меньшее впечатление, как если бы заговорил каменный сфинкс. И из ничего, из пустой фразы, лишенной непрямого значения, вспыхнут легендарные обещания, катящиеся лавиной, опрокидывая старое настроение. (...)
– Итак? – сказал он. Девушка обернулась.
– Все или ничего, – сказала она. – Я хочу власти.
– А я, – ответил Друд, – я хочу видеть во всяком зеркале только свое лицо; пусть утро простит тебя.
Он кивнул и исчез. Издалека свет загорался вверху, определяя смутный рисунок похолодевших аллей. Руна еще стояла там же, где остановилась, сказав: «Все». Но это «все» было вокруг нее, неотъемлемое, присущее человеку, чего не понимала она.
Свет выяснился, зажег цветы, позолотил щели занавесей и рассек сумеречную тишину роскошных зал густым блеском первого утреннего огня. Тогда, плача с неподвижным лицом, – медленно бегущие к углам рта крупные слезы казались росой, блещущей на гордом цветке, – девушка написала министру несколько строк, полных холодного, несколько виноватого равнодушия. И там значилось, в последней строке: «Я видела и узнала его. Нет ничего страшного. Не бойтесь; это – мечтатель».
Господи! Да какой же путь у нитки в клубке?! Когда есть объем, понятие пути исчезает... Так, конечно, плоскость может об этом поговорить, даже представить схематично...
Михаил Зеленов
11 сентября 2009 г.
(0.3 печатных листов в этом тексте)
|