Обновление на сайте с 26 ноября по 1 декабря 2010 г. Жизнь и смерть. Вечная тема. (14.33 Kb)
Здравствуйте, уважаемые читатели ЭПИ "Открытый текст".
Есть в нашей общей и индивидуальной жизни что-то общее. И это - смерть.
Наша рассылка посвящена "Вечной теме".
Т.В. Гусева "На вечную тему".
Надумали в Городце строить новый дом. На месте старого. Прежний дом был построен, со слов старожилов, в середине 50-х годов ХХ века. Разбирая фундамент печи, наткнулись на каменное надгробие. Несмотря на то, что оно было изуродовано отменного качества цементом, надпись, в целом, читалась, без затруднений: «Под сим памятником лежат два брата друга Сережа и Вася Серебреницкие. Первый род 185… года июня 3 дня, сконч.1861г. сент.25 д. Вторый род.1856 года июля 25 д., сконч.1861г…….». На оборотной стороне надгробия трогательная эпитафия. Скорее всего, у мальчиков была небольшая разница в возрасте и одна общая дата смерти. Без сомнения, надгробие было взято в качестве строительного материала с ближайшего кладбища, что существовало на Троицкой горе вокруг Троицкого собора. Видимо, после разрушения храма, могильные плиты уже не вызывали трепета и сопереживания чужому горю. (...) Но октябрьским днем 2010 года «вспыли» из небытия имена двух мальчишек, которым судьбой не дано было прожить большую длинную жизнь. Вместе с надгробием они вошли в нашу сегодняшнюю жизнь. И будут долго жить в нашей памяти: и в памяти владельцев земельного участка, начавших строительство нового дома и нашедших это надгробие, и в памяти посетителей Городецкого музея, куда надгробие было доставлено после обнаружения.
Чем не тема о вечном, о вечной памяти?
Илл. 3. Бережно очистили его от грязи.
А.И. Давыдов "Нижний Новгород. Улица Ильинская, 117 - 119. Строительная история домовладений",
«100-летний дом – это не памятник», - заявил недавно новый глава Нижнего Новгорода Олег Сорокин. Однако, по нашему мнению, каждый такой дом имеет свою историю – столетнюю, и это уже ценно. Мы продолжаем рассказывать о домах, составляющих историческую застройку города. Надеемся, что наши публикации в какой-то мере помогут определить ее судьбу в процессе грядущих градостроительных преобразований… (...)
Весьма нелестная характеристика бывшей Ямской слободы содержится в справочном издании 1895 года: «Большая Ямская и параллельно ей идущая ближе к окскому берегу Малая Ямская – самые захолустные улицы в Нижнем…».
В дальнейшем часть деревянных домов здесь была заменена на каменные или полукаменные разбогатевшими потомками ямщиков, записавшимися в купеческое или мещанское сословия. Этим был сделан определенный намек на «представительность». Однако общий усадебный характер застройки, по-прежнему состоящей в большинстве своем из домов «полусельского» типа, не изменился.
Фото И.С. Агафоновой, март 2005 г.
О "Метаморфозах скрябинского мифа" рассуждает Тамара Левая в рубрике "Музыкальные эпохи".
В 1910 году Скрябин создал свою «Поэму огня», которая воплотила высокую меру новаторских дерзаний автора и одновременно дала повод для сравнения его с самим героем античного мифа. О том, какой резонанс вызвал «Прометей» в отечественных журналистских кругах, свидетельствует публикация В. Каратыгина «О музыкальной критике вообще, о критике Скрябина, в частности, и о его „Прометее" в особенности».
Таким образом, еще при жизни Скрябина складывалась легенда о дерзком открывателе новых миров, пусть и окруженная подчас налетом скандальной сенсационности. (...) Так, остается в силе и продолжает доминировать «революционно-героическая» интерпретация Скрябина, свидетельствующая о стремлении приспособить его под массовое сознание (напомним о финальном этюде ор. 8, который вслед за известным этюдом Шопена упорно именовался «революционным»). Приветствуется скрябинский романтический активизм, что неудивительно: «революционная романтика» была, как известно, важнейшей составляющей соцреалистической доктрины. Впрямую смыкаются с ней и даже используются на службе у советского официоза скрябинские финальные гимны и трубные фанфары: «Поэма экстаза» как фон к кинохронике революционных событий или финал «Божественной поэмы», сопровождающий военный парад на Красной площади, — лишь немногие примеры из этого ряда.
В подобном контексте неудивительным кажется падение интереса к скрябинским первооткрытиям и игнорирование его сочинений позднего периода. Из советского мифа о Скрябине, каким он сложился в 20-е годы, выпадает его важнейшая, новаторская, составляющая. Более того, художественные прозрения композитора толкуются скорее в негативном плане. Отсюда и соответствующая оценка позднего творчества, которое расценивается как «тупиковое», модернистски ущербное.
Вышла VI часть цикла материалов "Круг чтения русского средневекового человека", подготовленных И.В. Нестеровым. Она посвящена Повести об убиении Андрея Боголюбского.
Повесть об убиении АБ замечательна во многих отношениях. Шекспировская драматургия – для литераторов, действие тайных пружин власти – для историков. Политработники советской поры, много чернильных слез пролившие по поводу германской революции XVI века, просмотрели описанную в «Повести…» победоносную русскую революцию века XII-го, из которой можно было бы вылепить классный идеологический брэнд.
«Повесть…» и вправду чтение для гурманов. Соблюден принцип «краткость – сестра таланта». Любители повеселиться несомненно оценят карикатурное несоответствие между апологетическим описанием добродетелей убитого правителя (около половины текста) и тем, что с ним и его наследием сделали благодарные подданные. Убивали самые близкие: шурин Яким – родственник, ключник Анбал – первый зам, бояре Кучковичи – совет министров, выражаясь современным языком. Убийство князя оказалось не только дворцовым переворотом. Доставшую донельзя вертикаль власти граждане с садистским наслаждением громили по всем федеральным округам, а грабить приходили даже из деревень. Перепившееся (вероятно – на радостях) боголюбовское духовенство не захотело возиться с телом князя, всё это время провалявшемся на огороде. Собственная дружина – и та не почесалась, мятеж утих сам собой, когда грабить было уже нечего, а убивать – некого.
В разделе "Человек и текст" размещена Глава V. "Великий инквизитор" из книги Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы". Часть вторая. Книга пятая.
— Я, брат, уезжая, думал, что имею на всем свете хоть тебя, — с неожиданным чувством проговорил вдруг Иван, — а теперь вижу, что и в твоем сердце мне нет места, мой милый отшельник. От формулы «всё позволено» я не отрекусь, ну и что же, за это ты от меня отречешься, да, да?
Алеша встал, подошел к нему и молча тихо поцеловал его в губы.
— Литературное воровство! — вскричал Иван, переходя вдруг в какой-то восторг, — это ты украл из моей поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем, пора и мне и тебе.
Они вышли, но остановились у крыльца трактира.
— Вот что, Алеша, — проговорил Иван твердым голосом, — если в самом деле хватит меня на клейкие листочки, то любить их буду, лишь тебя вспоминая. Довольно мне того, что ты тут где-то есть, и жить еще не расхочу. Довольно этого тебе? Если хочешь, прими хоть за объяснение в любви. А теперь ты направо, я налево — и довольно, слышишь, довольно. То есть, если я бы завтра и не уехал (кажется, уеду наверно) и мы бы еще опять как-нибудь встретились, то уже на все эти темы ты больше со мной ни слова. Настоятельно прошу. И насчет брата Дмитрия тоже, особенно прошу тебя, даже и не заговаривай со мной никогда больше, — прибавил он вдруг раздражительно, — всё исчерпано, всё переговорено, так ли? А я тебе, с своей стороны, за это тоже одно обещание дам: когда к тридцати годам я захочу «бросить кубок об пол», то, где б ты ни был, я-таки приду еще раз переговорить с тобою... хотя бы даже из Америки, это ты знай. Нарочно приеду. Очень интересно будет и на тебя поглядеть к тому времени: каков-то ты тогда будешь? Видишь, довольно торжественное обещание. А в самом деле мы, может быть, лет на семь, на десять прощаемся. Ну иди теперь к твоему Pater Seraphicus, ведь он умирает; умрет без тебя, так еще, пожалуй, на меня рассердишься, что я тебя задержал.
Вышел последний четырнадцатый репортаж (20 сентября 2009 года) из цикла "Кто сказал, что чудес не бывает? (Археологическое лето. Городец-2009)".
Так, кажется, все расчистили. Зафиксировали. Последние контрольные фотоснимки.
И вот, наконец, финал всей нашей эпопеи: ни с чем не сравнимая картина профиля западного борта раскопа. Такой глубины, такого количества слоев, прослоек пожаров, перекрывающих друг друга ям и конструкций я в своей жизни не видела нигде! Но насладиться этой картиной времени нет. Не забыть, не упустить, замерить, зафиксировать, собрать, уложить, упаковать… Это потом уже, в кабинетных условиях, на мониторе компьютера мы будем вглядываться в фотографии и вновь «спускаться в раскоп», дотошно «разглядывая» откопанное. (...) Не грусти, Городец! Мы еще вернемся! И не раз! Спасибо тебе за доверие. Ведь ты нам, а не кому-нибудь, доверил тайны тех, кто жил, трудился, сражался с врагами, давал жизнь другим, наверняка задумывался о смысле жизни и, пройдя свой жизненный путь, умирал на твоей земле, оставляя нам едва различимые приметы своего бытия. Спасибо тебе за долготерпение. Ведь мы изо всех сил старались не подвести тебя, не оплошать и сделать свою работу как следует. Спасибо тебе за радость открытий и возможность проверить себя на выдержку.
Илл. 7. Какая же богатая событиями история «записана» в этом профиле!
"Животворящий крест: пурехская легенда" от А. Лоховой опубликована в подразделе "Этнологический музей".
В одну из непогожих ночей осени 1975 года сгорел в селе Пурех дом бывшего церковного старосты, к тому времени уже покойного. Семья была дома, кое-что успели вынести, но не все. Сгорело многое из имущества, в том числе несколько старинных церковных книг и среди них – Летопись Животворящего Креста. Мало кому довелось видеть эту летопись: когда-то она хранилась в Пуреховской церкви Макария, Желтоводского и Унженского чудотворца, в тридцатые годы XX столетия, в бурную пору антирелигиозной кампании, её взял на сохранение и долгое время скрывал от всех, опасаясь за ее сохранность, бывший церковный староста. Рассказывают, что была она написана на свитке, древнерусским церковным письмом и рассказывалось в ней не только о делах церковных и монастырских, но и мирским событиям уделялось место: описывались в ней приезды в Пурех владык в храмовые престольные праздники, о выносе креста из церкви, о молебнах в засушливые годы, об особо богатых пожертвованиях кресту… Все взял огонь. (...) История же Животворящего креста начинается с тех времен, когда село стало вотчиной князя Дмитрия Пожарского. (...)
Народ был уверен: крест ушел в Крапивино сам, потому что не хотел быть увезенным неведомо куда. Крест погрузили на подводу и вернули в Пурех. А когда повезли дальше, кони не хотели сделать ни шагу: храпели, бились, шарахались, вставали на дыбы… Все-таки крест вместе с другим церковным имуществом увезли из Пуреха, и след его потерялся.
Только говорят, что уцелел Животворящий крест и находится в одной из церквей Нижегородской области. И хоть потускнел он от времени, и оклада золотого на нем не стало, все так же идут верующие поклониться своей святыне.
Есть что-то общее - это смерть. И есть что-то вечное - это Жизнь.
Даже если это кажется.
Михаил Зеленов
29 января 2011 г.
(0.3 печатных листов в этом тексте)
|