Обновления на сайте от 17 ноября 2005 г. (10.84 Kb)
Глубокочтимый читатель электронного периодического издания "Открытый текст"!
Если когда-либо Ваше тело так радовалось полноте окружаещего мира, что умная голова оказывалась неудобно излишней, если когда-то Ваше сердце страдало от присутствия тела, если Вы вдруг видели цветы, обоняли их запах - и уже больше ничего не понимали,.. т.е. если Вы привычно живы - то эта рассылка для Вас.
Вы смотрите в окно из ночной комнаты.
Плед Вашей матери укрывает Вам ноги.
Запах утреннего кофе и звук падающей чашки напоминают одну старую песню, когда Вам было 15 лет и ...
Вы догадались, сегодняшня рассылка посвящена привычным и непривычным интерпретациям.
Публикацию источниковедческих исследований о памятниках письменности средневековья продолжает работа Т.В. Гимона "Ведение погодных записей в средневековой анналистике", посвященная типологическому сопоставлению текстов английских анналов и русских летописей.
Если новгородская владычная летопись продолжалась погодными записями в течение XII-XIII вв., то рассмотренные английские анналы пополнялись значительно меньший срок: рукопись C — в течение 26 лет, рукопись E — в течение 9 лет, Вустерские анналы — в течение примерно 40 лет (возможно, впрочем, их пополнение началось раньше, а закончилось позже). Древнеанглийские анналы обнаруживают стремление к ежегодной фиксации событий (хоть и не выдерживавшееся последовательно), а на новгородском материале такая тенденция не прослеживается. Если для рассмотренных древнеанглийских анналов использование летописей, ведшихся параллельно в других центрах, было явлением типичным, то в новгородском летописании XII-XIII вв. следы такого использования не выходят за рамки первой трети XIII в. Если английские анналы, где бы они не велись, фиксируют смены епископов по всей Англии, то в новгородской летописи отмечаются только смены новгородских же владык и, несистематически, киевских митрополитов. Английские анналы, в отличие от летописания Новгорода, почти не проявляют интереса к церковному строительству. Только для английских анналов после Нормандского завоевания характерна фиксация ежегодных перемещений короля; новгородская летопись не проявляет подобного внимания к личности кого-либо из светских или церковных иерархов. Английские анналы почти не фиксируют солнечных затмений, тогда как для новгородской владычной летописи это один из важнейших потоков сообщений. В целом, содержание новгородской владычной летописи следует признать тематически более разнообразным, чем содержание любого из рассмотренных в диссертации памятников английской анналистики. При этом новгородская летопись интересуется Новгородом или теми событиями, которые его непосредственно затрагивают, а все рассмотренные английские анналы являются в той или иной степени “общеанглийскими”.
О проблеме передачи музыкального текста рассказывается в статье Александра Майкапара "Музыкальная интерпретация: проблемы психологии, этики и эстетики".
"На концерте в "Grand Opera" Тосканини взял слишком быстрый, с точки зрения композитора, темп, несмотря на всем известное указание "ne pas presser". Успех был триумфальный. (...) По окончании концерта Равель отправился за кулисы. Сияющий Тосканини вышел к нему навстречу. Равель был сдержан. Нисколько не щадя самолюбия Тосканини, чувствительного к малейшей критике, он сказал: "Это не в моем темпе". Тосканини возразил в том же тоне: "Когда я играю в вашем темпе, "Болеро" не производит впечатления". - "Тогда не играйте его вообще".
Эти истории показывают, как рождаются "интерпретации". И я готов утверждать, что чаще всего "великие интерпретации" - это пороки, возведенные в ранг добродетели.
Этическая проблема заключается в том, что приоритетными для исполнителя в данном случае являются его отношения со слушателем, а не с композитором. Эта оппозиция очень точно сформулирована Генрихом Нейгаузом, считавшим, что есть два типа исполнителей. В игре одних слышно: "Я играю Баха", других - "Я играю Баха". Для первых важнее личный успех у публики, для вторых - успех произведения.
Среди выдающихся исполнителей к первому типу можно отнести Иосифа Гофмана, ко второму - Артура Шнабеля. Для Гофмана успех у слушателя - вещь совершенно необходимая. Для Шнабеля такой успех не заслуживает даже упоминания. Вот яркий штрих к портрету Шнабеля из воспоминаний Самуила Майкапара: "Когда на одном из своих бетховенских вечеров ... он сыграл четыре или пять сонат, я после концерта спросил, почему в конце программы он ... сыграл сначала сонату "Appassionata", а ... после нее 30-ю сонату в ми мажоре, которая не приносит обычно такого шумного успеха, как ... "Appassionata". Он отвечал мне:
- Как же можно иначе? Ведь "Appassionata" - это высшее, сильнейшее выражение страдания; а 30-я соната - просветление и душевное успокоение. Нельзя же давать сначала успокоение и просветление, а страдание потом.
О событиях своей жизни, построенных по типу концерта Шнабеля, рассказывает на страницах нашего сайта один старый человек:
Поскольку я не знал иероглифов, я попросил одного человека прочесть гатху Услышав стихотворение, я осознал великий смысл. Тогда я сочинил свою гатху и снова попросил человека, умеющего писать, начертать ее на стене западной секции павильона, чтобы преподнести свое изначальное сознание. Ибо, если ты не познал свое изначальное сознание, то нет никакой пользы от изучения Дхармы. Если же постиг свое сознание и прозрел собственную природу, то, значит, обрел просветление и познал великий смысл". <...>
Где-то через два месяца я дошел до Даюй-лина. Несколько сот незнакомых мне людей следовали за мной, пытаясь убить меня и отобрать рясу и Дхарму. Когда я дошел до середины горы, все они внезапно повернули назад. Только один монах по фамилии Чжэнь, по имени Хуэймин продолжал преследование. Прежде он был генералом третьего ранга и по своему характеру и поведению был человеком грубым и жестоким. Он преследовал меня до вершины горы, где остановил меня и стал угрожать мне. Я хотел отдать ему рясу и Дхарму, но он не пожелал взять [рясу]. "Я пришел сюда издалека не для того, чтобы взять твою рясу, - сказал он, - а для того, чтобы получить Дхарму". Тогда я на вершине горы передал Хуэймину Дхарму. Услышав ее, он сразу же обрел просветление. Затем я велел ему вернуться на север и обращать там людей.
Да, в разделе "Человек и текст" помещен еще один перевод "Сутры помоста шестого патриарха". Теперь можно прочесть перевод Н.В. Абаева с комментариями А. Клейна.
Здесь же представлена глава "Освобождение" из книги Ошо "Мастер: Размышления о преображении интелектуала в просветленного". В этой главе Ошо излагает эпизоды из Сутры Помоста и комментирует их.
Странные люди... и странные у них истории, но огромной значимости. Этого Хуэй Нэна преследовал Хуэй Мин, генерал, с тысячами людей, чтобы схватить того и силой отнять чашу и мантию — с тем, чтобы Хуэй Мин мог объявить мастером себя. Такова подоплека этой истории.
Мин первым настиг Хуэй Нэна, — а там было к тому же много других преследователей. Шестой патриарх бросил мантию и чашу на скалу и сказал: «Эта мантия выражает веру, как же можно взять ее силой?» Веру нельзя забрать насильно. Вера растет лишь в атмосфере любви. Вера — это высочайшее цветение; она не может быть отнята силой.
«Вот мантия, а вот чаша. Но помни, — эта мантия выражает веру, — а ты только генерал — ты знаешь пути силы, ты не знаешь путей любви. Как же можно взять ее силой? Если ты можешь взять ее силой, бери».
Мин попытался поднять мантию и чашу, но был не в состоянии сдвинуть их. Хуэй Нэн был человеком спокойным и молчаливым, человеком без всяких желаний, а когда такой человек говорит, то говорит авторитетно, его слова —чистая энергия. И когда он произнес: «Эта чаша и эта мантия представляют веру, а вера не может быть взята силой», — уже само его утверждение могло ослабить Хуэй Мина. Хуэй Мин знал прекрасно, что не обладает верой, — он знает только, что такое сила. Это, очевидно, и ослабило всю его волю. Это не чудо; это простой психологический факт. Он попробовал поднять... но, очевидно, он пробовал, прекрасно зная, что не смог бы поднять этого.
Бывают вещи, которые могут выглядеть как выдумки, если вы не понимаете человека и его психологию. По-моему, это не вымысел, это исторический факт. Так, очевидно, и произошло. Слова Хуэй Нэна, очевидно, создали атмосферу, климат, — так что Хуэй Мин утратил свою силу воли. Он пытался, но у него не было силы. Он вдруг обессилел.
Мин попытался поднять мантию и чашу, но был не в состоянии сдвинуть их. На это он сказал: «Я пришел за дхармой, не за мантией». Патриарх произнес: «Поскольку ты пришел за дхармой, ты должен успокоить все свои побуждения, не давать подняться ни единой мысли, — и я объясню тебе». Помолчав, он спросил: «Не думая о добре и не думая о зле, прямо сейчас скажи, каково твое настоящее лицо?»
Когда нет движения мысли, желания, побуждения — в такой момент есть вы в своей изначальной чистоте. И знать настоящее лицо — это знать все.
Ты — это самое сокровенное для себя; никто не может быть ближе к тебе, чем ты сам. Как бы близко кто-то ни подошел к тебе, такая близость — все еще дистанция. Только ты по-настоящему близок к себе.
Дорогой читатель! Мы Вам предлагаем кофе и сладости для удовольствия, а не для интерпретаций, хотя если оные приносят неменьшее удовольствие, чем тело и душа, то... - редколлегия сайта изначально довольна своей работой. Всего Вам себя!
Михаил Зеленов.
Разослано 17 ноября 2005 г. Размещено 24 июля 2007 г.
(0.3 печатных листов в этом тексте)
|
Архив рассылок
Смотри также:
